Мы с
ней общаемся
довольно
часто. Она
живет в
израильском
городе
Ашдоде. Я – в
Германии, в
Дюссельдорфе.
Она могла бы
по возрасту
быть моей
дочерью. Но
пространство,
где мы
общаемся, не
знает
возрастной
разницы и
территориальных
границ.Это –
виртуальное
пространство.
Средство
общения –
компьютер. А
реальность у
нас - разная. Я
живу в
безопасной
европейской
стране, где
происшествия
относительно
редки. А она – в
Израиле,
будничное
состояние
которого –
тревога за
близких и
четко
осознаваемое
стремление
держаться
достойно.И –
ощущение
причастности
к чему-то
большему, чем
ты сам: к
стране, чье
существование
неразрывно
связано с
твоим
собственным.
Я засыпала
свою
виртуальную
собеседницу
вопросами.
Она отвечала.
Так
сложилось
это интервью.
-
Не страшно ли
ездить
общественным
транспортом,
ходить в
магазины и
кафе?
- Страшно.
Опасность
осознаётся,
но не
чувствуется -
по крайней
мере, у меня
так. Год назад,
когда
интифадат
эль-Акца
только
началась, у
других тоже
было так. В
октябре 2000-го
года я
приехала в
Иерусалим, и
меня удивило,
что в то самое
время, как
Гило
обстреливали,
в центре
народ гулял и
веселился во-всю.
Но теперь не
так. В канун
Песах (когда
был теракт в
Нетании) мы с
приятелем
гуляли в
центре
Иерусалима (это
просто
приятель - у
меня с ним
ничего,
никогда, ни
сном ни духом,
мы с ним
просто
хорошие
знакомые), и я
могу
засвидетельствовать,
что центр
города вымер.
Только одно
кафе
оказалось
открытым.
Правда, это
можно было
списать на
канун
праздника. По
дороге назад
я услышала о
теракте. Как
только я
узнала
телефон "горячей
линии"
тамошниx
больниц,
первым делом
позвонила
туда, узнать,
не поступал
ли туда мой
самый
близкий лруг -
он в Хадере
живёт, это
недалеко от
Нетании.
- По-моему, от
этого
постоянного
груза
свихнуться
можно!
- Можно! Так я телевизор
стараюсь не
смотреть.
Зато каждый
раз
методически
обзваниваю
всех, кто мог
бы быть там,
где
произошёл
теракт.
-А как
справляются
с
психической
нагрузкой
люди
поколения
Ваших
родителей?
- Моя мама
реагирует на
всё очень
тяжело. Папа в
Израиле не
живёт, но
говорит, что
боится
включать
телевизор.
- Изменилось
ли отношение
людей друг к
другу в связи
с опасностью?
- Да.
Говорят, что
после
терактов
люди
становятся
добрее друг к
другу. Я и
сама замечаю
это на себе.
Тогда,
когда
произошёл
взрыв в тель-авивском
кафе, была
намечена
очередная
наша встреча
друзей – за
кружкой пива.
Я сказала
матери, что я
хочу поехать
туда, в другой
город, но она
хотела мне
запретить -
были
предупреждения
о
готовящихся
терактах.
Пришлось
соврать ей,
что я иду
прошвырнуться
в Ашдоде (где
я живу). Но к
ребятам я всё
же приехала.
Кроме меня,
там было ещё 5
человек из
наших , а
больше в кафе
никого не
было, и на
улице было
пустынно - а
было это на
улице
Алленби, в
самом
оживленном
месте города.
В девять
часов вечера,
примерно,
сообщили, что
недалеко от
нас
произошёл
взрыв.
Удивительно,
у нас ничего
не было
слышно!
Думаю,
что наше кафе
спасла его
малонаселённость.
Когда
сообщили о
взрыве, все
кинулись
звонить
родным и
близким,
сообщить, что
с ними всё в
порядке. Я
позвонила
папе в
Америку.
Потом мне
позвонил на
мобильник самый
близкий мой
друг. Спросил,
цела ли я, и
попросил
передать
всем приветы.
Обратно в
Ашдод я ехала
рядом с одним
парнем из
нашей
компании и
призналась
ему, что мне
нравится
ощущать
опасность, и
это при том,
что я даже в
армии
никогда не
служила. Он
возразил, что
всё дело
именно в том,
что я не
служила в
армии - иначе
поняла бы, что
в том, чтобы
сидеть под
обстрелом и
ничего не
делать,
никакого
кайфа нет, а
вот самому
держать в
руках оружие -
другое дело.
Чувствуешь,
что
защищаешь и
защищаешься
!.. Теперь он в
армии.